Жизнь старше смерти.
Когда возникла Первая Жизнь, смерти еще не было. Вот казалось бы и живи, когда нету смерти, но самой Первой Жизни пожить не удалось. Потому что она не умела.
Когда ты первый, ничего удивительного, что ты не умеешь. Следом придут вторые, третьи, они научатся у тебя, а первым учиться не у кого. Надо бы записать эту мысль, чтоб не забыть: если ты ничего не умеешь, у тебя будут учиться.
Вместе с жизнью появилось время — самый верный ее союзник. Они всегда появляются вместе, а когда мы говорим, что время кончилось, это значит, кончилась жизнь.
Время Первой Жизни давным-давно кончилось. Она умерла, и я не знаю, как это случилось. Как-нибудь. Умереть можно как-нибудь, это жить как-нибудь нельзя.
Жить нужно просто, - говорит Амеба, - Нужно просто жить.
Попробуй-ка просто пожить, если у тебя что-нибудь болит, хотя бы рука. Но не пытайтесь поймать Амебу за руку, у нее нет рук. Только что были, а уже нет! И с ногами та же история. Руки и ноги у Амебы появляются сами по себе, когда в них возникает нужда, а когда нужда проходит, руки и ноги проходят тоже. Так проще, и ничего не болит. Хотя даже Амебе не удается избежать внутренних противоречий, тех самых, от которых ни руки, ни ноги не помогают. Они зарождаются где-то в глубине души и рвут ее на части. Но Амеба знает очень простой способ - когда у Амебы появляются противоречия, она делится. В смысле, она не делится с кем-нибудь своими противоречиями, она сама делится: раз, и вместо одной амебы стало две. И никаких противоречий, да и какие могут быть противоречия меж теми, кто просто живет.
Дафния так не умеет. Для Дафнии вся жизнь заключается в способности чувствовать, и она чувствует такие неуловимые оттенки, какие нам и не снились. Дафния живет в воде и очень тонко чувствует воду — ее химический состав, температуру, загрязненность. Может быть для вас или для меня вода кажется чистой, а Дафния уже почувствовала, что она грязная и отправилась на поиски новой воды. Правда, там, на новом месте Дафния не задержится надолго. И это естественно, ведь когда ты слишком долго чувствуешь одно и тоже, чувства твои притупляются, а Дафния не может позволить себе, чтобы чувства ее притупились. Ведь для Дафнии чувствовать — это значит жить.
Крокодил тоже пожил бы в чистой воде, кабы в ней что-нибудь ловилось. Но нет, и приходится ему жить в грязной. Не просто грязной, а зараженной, кишащей опасностями. Правда, самая большая опасность в такой воде это крокодилы, а не чума или холера, как думают некоторые. Сильный антибиотик, содержащийся в крови Крокодила, делает его неуязвимым для чумы и холеры. Да что там, даже обычный насморк напрочь забывает, что он насморк, когда встречается с Крокодилом. Но крокодилы остаются опасностью даже для Крокодила, а опасности он встречает открыто. Он открыто подкрадывается и открыто нападает, а потом так же открыто рассказывает об этом. Правда, немного находится желающих послушать его рассказы. Разве птицы, самые близкие родственники Крокодила, собираются его послушать, а заодно вкусить остатки опасности, застрявшие между зубов Крокодила.
Сейчас трудно поверить, что птицы ближайшие родственники крокодилов, но это так. У них общий дедушка — Архозавр. И те, и другие взяли у дедушки самое главное: птицы - умение летать, крокодилы - умение плакать. Согласитесь, это как-то роднит: умение летать и умение плакать.
Но не все птицы признают это родство. Маленькая птичка Колибри совсем не признает, она с ним не согласна и изо всех сил подчеркивает это. Если ты маленький, тебе все приходится подчеркивать — свое несогласие и свою отвагу. А если ты при этом еще и весишь всего два грамма, нужно чтобы твое несогласие было больше тебя, иначе его никто не заметит. Не так! - говорит Колибри и летит хвостом вперед. Да что там хвостом - и вбок, и вверх, и вниз. Так нельзя, - говорят маленькой птичке Колибри, - птицы так не летают. Почему нельзя? - спрашивает Колибри и неподвижно застывает в воздухе. Да, птицы так не летают, не могут. Но для Колибри жить — это значит делать то, чего не могут другие.
Собственным сердцем расплачивается Колибри за такое свое умение. Тысячу двести ударов в минуту — шутка ли! Ей бы поберечь свое сердце, но таких простых вещей Колибри не умеет.
Так часто бывает, научившись сложному, забываешь простое.
Когда у Питона начинаются плохие времена, он поступает точно так, как маленькая птичка Колибри. То есть, он не летает хвостом вперед, он и в хорошие-то времена предпочитает не летать, что уж говорить о плохих! Плохие времена начинаются для Питона, когда ему нечего есть, и вряд ли кто-нибудь еще умеет относиться к ним так же по-философски. Что ж, времена, как времена, - говорит Питон, - нужно жить. И живет, именно живет, а не выживает — не впадает в спячку, не высыхает как мумия. Трудно жить, когда тебе нечего есть, надо хотя бы питаться, и Питон питается — сперва в ход идут жировые отложения, потом клетки печени, а если плохие времена затягиваются надолго, скажем, года на два, Питон начинает переваривать собственное сердце. Здесь плохим временам нужно бы закончиться, потому что без сердца не сможет жить даже Питон.